Chakra Ayurvedic Resort

Спасибо, Чакра!

В прошлом году я попала в Чакру случайно. Впрочем, я не верю в случайности!

Я сидела в туристическом агентстве «ОМ тур», которое занимается лечебным туризмом в Керале, и не знала, на что решиться. На дорогой отель, который мне рекомендовали друзья, де-нег не хватало.

— Вам нужен супер-комфорт или хороший врач?

— Врач, конечно.

— Поезжайте в Чакру.

Главной моей проблемой были большие камни в жёлчном пузыре, 5 и 6 см. Врачи в нашей поликлинике просто требовали его удаления. И первый вопрос мой врачу в Чакре, доктору Хари, был — можно ли избавиться от них без операции, раздробить и вывести?

— Ну, не сразу, не за один день!

Я послушно пила лекарства, что он давал мне в Чакре, и выписал на целый год домой — и для желудочно-кишечного тракта, и для укрепления иммунитета, сердца, сосудов.

Чакра очаровала меня. У меня не было никаких сомнений, куда ехать в этом году.

Перед отъездом пошла к своему хирургу:

— Давайте сделаем УЗИ, что там с моими камнями!

— А что с ними станется. Я вам давно говорю — идите на операцию, отдадут вам ваши камушки на память!

Но УЗИ всё же назначила. Каково же было её удивление, когда оказалось, что камни рас-сыпались! Документально подтверждено!

Это было первое, что я сказала доктору в Чакре. А он не удивился, только сказал, что я ок-репла за этот год, а он у меня был очень непростым…

Мне было очень жалко уезжать из Чакры в прошлом году, очень жалко! Я пообещала себе вернуться. Осень в Москве выдалась долгая и промозглая. Я буквально считала дни до отъезда!

И вот — Чакра! Те же пальмы, тот же неповторимый запах цветов, та же чистота, как в операционной — и в номерах, и в корпусе, и на территории, и в столовой.

И все улыбаются, все рады вам, и это не форма, не дежурная любезность европейцев…

И ты радуешься, будто вернулся домой после долгой разлуки.

В столовой новшество — красочные меню с множеством самых разнообразных блюд, на любой вкус, вместо шведского стола. Через несколько дней нас знакомят с поваром, Амиром. Он проводит мастер-класс, показывает, как готовится какое-то блюдо. Названия я не помню, было очень вкусно.

Но сам процесс был замечателен! Амир был строг и серьёзен, каждое движение отточено и артистично. Потом, позже, когда я пыталась объяснить ему, как он прекрасно готовит, я увидела, какая у него прекрасная улыбка! Он улыбался мне каждый раз, когда видел, что я вхожу в столовую.

Его взяли в Чакру всего месяца два назад, а месяц назад он женился. Молодой, весёлый, счастливый, и все блюда у него — пальчики оближешь!

Второй повар, тоже Амир, готовил неплохо, но не хватало этого «чуть-чуть», не хочу его обидеть, это придёт ещё, он тоже очень молод.

В Чакре одни русские и украинцы, есть две переводчицы, Мариам и Вика, готовые в лю-бую минуту помочь объясниться и с врачом, и с персоналом. Но с прошлого года и персонал овладел самыми необходимыми в общении русскими словами.

Доктор Харри встаёт со своего места, широко улыбается:

— Как диля?

— Прекрасно, — отвечаю я, и по моей ответной широкой улыбке он видит, что дела дей-ствительно прекрасны!

Но массажистка, Промиля, она была у меня и в прошлом году, держа меня за плечо, под-робно спрашивает у врача, что со мной делать сегодня.

Она тоже знает несколько русских слов, меня они с молоденькой напарницей, Ди Ти, если я правильно пишу её имя, называют Мати. Они знают слово «переворот», «болно», Ди Ти — ещё слово «хорошо?» И я отвечаю:

— Вери хорошо! Ту хорошо!

И, в общем, «говорим и показываем», и прекрасно понимаем друг друга.

Массаж — два часа в четыре руки, и мой остеохондроз, конечно, обострился за год сиде-ния за компьютером.

— Болно? — спрашивает Промиля.

— Да…

Она достаёт какой-то тюбик, и боли как не бывало. А в конце идёт с этим тюбиком к док-тору, чтобы он дал мне эту мазь домой…

И Манодж, тоже врач и хозяин клиники, рад мне!

Почти каждый день я вижу его — то на кухне, то в столовой, и ясно, что налаженный быт отеля идёт не сам по себе, а под его неустанным вниманием, его заботой и энергией.

Индия, Индия… Сколько впечатлений может вместить человеческая душа?

Я иду на пляж ранним утром, когда нет ещё семи. Иду под горку, потом по безлюдной ещё улице, мимо спящего базарчика. Все лавочки закрыты, но на крыше одной из них сидит павлин, как ни в чём не бывало, и кричит. Хвост у него опущен, не передо мной же его распускать! Вот откликнется пара…

В Индии сейчас весна, я догадалась об этом по воронам. Здесь их великое множество, они занимают своё место в длинной цепочке священных животных и птиц. Для индийцев — сама земля священна, и всё, что живёт на ней! Невозможно представить себе, чтобы какой-нибудь мальчишка бросил камень в собаку или ворону!

Вчера подстригали кусты по отвесным краям дороги. И теперь на дорогу садятся вороны, одна за другой, и каждая взлетает с веточкой для гнезда!

А перед отъездом я уже увидела на пляже множество желторотых воронят. Они слетались к мокрым сетям, выклёвывали что-то в песке, и с шумом поднимались из-под ног рыбаков или от бегущей собаки.

Собак на пляже много, все они одной рыжей масти, гладкошерстные, небольшие, с янтар-ными глазами. Говорят, это души грешников ненадолго должны так отработать свою карму.

Одна из них неизменно ложится рядом со мной, и мне чудится какой-то вопрос в её неми-гающем взгляде… Чья-то душа узнала меня, и просит прощения за давнюю боль и обиду? Я не помню обид! Говорю ей мысленно: «Если тебе нужно моё прощение — я даю тебе его от всей души!»

На пляже рыбачьи лодки, влажный после отлива песок, ласковое, просто шёлковое море в лагуне, а в сотне метров, на открытом пространстве, океан свободно гремит и бросает на берег свои гигантские волны в белоснежной пене!

Сначала я просто брожу по самой кромке воды, и на память приходят мои же стихи, напи-санные давным-давно другому морю — нашему, родному, Чёрному…

*

* *

Я брожу по самой кромке моря,

Там, где волны оставляют пену,

Утлый дом какой-нибудь улитки.

И обломок ящика,

А может,

Даже и обломки корабля.

И ещё — таинственные камни.

Что мерцают внутренним сияньем,

Море им цены совсем не знает,

Оставляет их на берегу.

И ещё — осколки от бутылок.

Море им цены не знает тоже,

Отшлифует, словно драгоценность,

И с досадой выбросит потом…

Ничего от моря мне не надо,

Только нужно, чтобы море — было,

И писало на камнях свою историю —

Чередованье штилей и штормов.

Потом я сижу на брёвнышке и смотрю, как рыбаки уходят в океан. Есть большие лодки, с десятком, наверно, рыбаков. Их спускают на воду целой толпой.

Не могу оторвать взгляд от других лодчонок. Наверно, и сто, и тысячу лет назад уходили рыбаки в океан именно на таких. Три грубо отесанных на вид бревна крепко связываются кана-том. На самом деле они, наверно. Тщательно подогнаны друг к другу, потому что в лодке сухо! Её легко спускают на воду двое, и уходят на ней вдвоём — в океан! На такой утлой !

А ещё каждый день я видела и одного рыбака в такой лодке. — коренастого, широкопле-чего, немолодого, с полным достоинства лицом. У него была иссиня-чёрная кожа и одна бело-снежная набедренная повязка до колен. Он стоял в этой своей лодчонке и грёб одним веслом, похожим на шест. Возвращался всегда первым, неизменно с уловом, крабы и живая ещё рыба.

Но какая красота — видеть эти лодки у горизонта, белые от солнца!

Иногда я видела, как их разбирают на три бревна и кладут сушиться на берегу.

А солнце ещё не поднялось из-за пальм, и на берегу прохладней, чем в воде. И я иду в эту шёлковую воду, тёплую, ласково принимающую тело.

Солнце поднимается, сначала освещая воду в лагуне, а постепенно и пляж, начиная от кромки воды, и можно уже позагорать на утреннем солнышке, и снова — море, какое счастье! И счастливые лица вокруг, и роскошь человеческого общения!

Я возвращаюсь в Чакру. Иду по теневой стороне, в десять утра солнце уже припекает. Со мной неизменно здоровается продавец фруктов, и я отвечаю ему индийским приветствием, складываю руки и говорю:

— Намастэ!

Потом здоровается нищий на той стороне дороги, я и ему говорю:

— Намастэ!

Завтрак в Чакре, большая тарелка жареных бананов с кардамоном, изюмом и орехами. Ес-ли утром у плиты мой любимый повар, то они нарезаны кубиками, в них добавлен тростнико-вый сахар, они тёмно-коричневого цвета и хрустят. Ели другой Амир — бананы ломтиками, белесые, изюм и орехи присутствуют, но не то.

Впрочем, выбор блюд опять же огромный, и сок, и свежие фрукты!

После обеда у меня сиеста, а потом можно снова пойти на море, или поплавать в бассейне, или погулять по набережной, заходя в стоящие впритык друг к другу лавочки, любуясь океаном, и горами свежей рыбы во льду у каждого кафе. Вам тут же приготовят любую, на выбор!

Но я так и не соблазнилась, ни разу, питание в Чакре, выверенное доктором, было таким вкусным и сытным, что мне ни разу не захотелось ни мяса, ни рыбы, я просто забыла об их су-ществовании!

Про мыс Каньякумари я услышала на пляже.

— Каждый индиец считает своим долгом хотя бы раз в жизни встретить там восход солн-ца. Можно, конечно, и закат. Это самая южная точка Индии считается местом слияния трёх мо-рей и священным.. Если искупаться в океане на восходе солнца или на закате, можно смыть с себя все грехи или «плохую» карму…

Я загорелась! Это же рядом, рядом! Как не побывать…

Наверно, энтузиазм заразителен, мой, во всяком случае. Я легко убедила своих недавних знакомых, семейную пару, Шанти и Дэви. И эта поездка с ними, и все несколько дней общения, пока они не уехали, были тоже подарком судьбы, как сама Чакра.

Выехали в три часа утра. Ночная пустынная дорога, пустынные улочки встречных селе-ний, и вот он, мыс! Высоченная башня, на самый верх можно подняться по спиральной дорож-ке. Наверху — пронизывающий ледяной ветер.

Я в лёгкой блузке и шароварах, замерзаю немедленно. Но у Шанти в рюкзаке два коврика для молитвы, шарфы. Он привязывает мне коврик на спину, заматывает шарфом, я как в коконе, но холодно всё равно. Такая же процедура с Дэви, только самому Шанти не достаётся даже шарфа. Но он обнимает нас обеих, чтобы согреть:

— Держитесь, девчонки! — И мы держимся…

Внизу океан катит на берег вал за валом. Берег встречает их огромными валунами, разби-вает с шумом и грохотом. Перед нами огромный, безбрежный океан, над нами огромное, усы-панное звёздами небо, и мы ждём, ждём восход!

Мы почему-то пришли первыми, но постепенно рядом растёт небольшая толпа людей — индийцы, европейцы, мужчины, женщины, даже один мальчик лет шести-семи.

Я никогда не забуду этот остаток ночи под звёздами над океаном…

Но вот звёзды гаснут, как-то очень быстро, все сразу. Дольше всех светит Венера, одна на светлеющем небе.

И вот уже отчётливо видна какая-то дымка на горизонте, и над ней — розовое зарево, и страх — неужели из-за этой дымки мы не увидим восход?!

Но вот оно, солнце! Огненный шар его поднимается стремительно! И такая огромная, не умещающаяся в душе радость — наверно, как тысячи лет назад у дикарей. Мы молчим от пол-ноты чувств, и люди рядом тоже молчат заворожено…

На площади шумит базар, цены копеечные, но ничего не хочется покупать, душа перепол-нена чем-то необъяснимым, непередаваемым…

На обратном пути останавливаемся у древнего храма Сучиндрам, ему больше 1600 лет. Я смотрю на изваяния чужих богов, с такой любовью вытесанных из камня неведомыми мастера-ми. И такое уважение — и к этим безвестным мастерам, и к религии, которая веками делала индийцев такими, какие они есть, помогала переживать войны, голод, жизненные трудности.

Сколько впечатлений может вместить душа! Я даже видела, несколько секунд всего, сва-дебный танец маленьких цапель! Они кружились, широко распахнув свои крылья, такие боль-шие для их изящных тел, в самом углу пляжа, не обращая никакого внимания на людей — что им люди, когда такое счастье бытия!

А потом взлетели рядом, почти касаясь крыльями, как в синхронном плаванье по океану неба…

И человеческую свадьбу я видела в один из последних дней в Чакре. Она была за решётча-тым забором дорогого отеля. Забор облепили туристы с фотоаппаратами, телефонами, планше-тами. Полицейские только посматривали на нас, но замечаний не делали. А свадьба шумела, пела, плясала!

Мужчины в одинаковых костюмах с одинаковыми тюрбанами на головах отплясывают под барабанный бой. Женщины танцуют отдельно у машины с мощными усилителями, из которых льётся зажигательная мелодия. Какие они нарядные и красивые в своих праздничных сари, какие у них счастливые лица!

Жених — красив и весел, он переходит от одной группы мужчин к другой, и все чествуют его, поздравляют, обнимают!

На соседнюю лужайку на платформе привезли молодого нарядного слона. Он стоит, стре-ноженный цепью, нарядный, исполненный величавого спокойствия.

Погонщик велит ему сесть, и жених легко оказывается у него на спине. Его снимают фо-тоаппаратами, телефонами, планшетами и гости, и туристы за забором!

Уже можно бы спуститься на землю, но слон наотрез отказывается садиться. Погонщик даже ударил его с досады тростью, а в Индии не полагается бить слонов! Слон только помахал ушами. Тогда жених под одобрительные крики друзей спрыгнул на землю.

Погонщик легко забрался на своего слона, тот подставил ему согнутую ногу. И вот уже со слона сняли все украшения, толпа отворачивается от него и движется в сторону накрытых сто-лов и беседки у пляжа. Слон остаётся один, он топчется на месте, машет головой и ушами, и вдруг я понимаю, что он делает это в такт барабанной дроби! Развлекает себя сам…

Иду на пляж. С него хорошо видна беседка с двумя креслами и натянутым полотном меж-ду ними. В одном сидит жених, второе ещё пусто. Красивый мужской голос произносит слова, непонятные мне, но понятные всем, кто пришёл к ним в этот главный день их жизни.

А жених ждёт свою невесту. Он её, может, по традиции и не видел ещё! Но ждёт её, свою судьбу до самого погребального костра, мать своих будущих детей. В Индии разводы очень редки.

Я не помню, где читала слова старого индуса:

— Вы сначала любите, а потом женитесь. А мы — сначала женимся, потом любим…

На юге темнеет стремительно, я не дождалась конца церемонии, побежала в отель.

Последний день в Чакре. Утром иду у морю, и вдруг — шторм, первый за всё время! Пляж не узнать — он залит водой, ни одна лодка не вышла в океан, стоят рядами, плотно укутанные синей плёнкой, обвязанные канатами.

А в нашей тихой лагуне бушует океан! Он бросается на берег с гулом и грохотом, волны такой высоты, что надо смотреть на них, закинув голову! Это было прекрасно…

Я опять вспомнила свои давние стихи — Чёрному морю…

А морю надоела тишина!

И море загудело на рассвете,

И встала,

И обрушилась волна,

И брызги подхватил солёный ветер!

Девятый вал вздымало на бегу,

Своей волной звезду достать пыталось,

И будто впрямь немного оставалось,

И грохотало радостно:

— Могу!

Как будто только начинало жить,

Как будто только вырвалось из плена

Лазури, неги, тишины и лени,

И громоздило волны в этажи!

Вода гремела,

Дыбилась,

Лилась,

А я смотрела жадными глазами —

Какие силы в каждом есть из нас,

Мы, верно, до поры не знаем сами!

Хотелось мне смеяться и кричать,

Хотелось петь, саму себя не слыша,

А волны поднимались выше, выше,

И разбивались в брызги, грохоча!

Когда казалось, что оглохли скалы,

Вдруг посветлело где-то в вышине,

И море тихо пену расплескало,

И высветило камушки на дне.

А я смотрела — не сводила глаз,

Казалось, что оно всегда такое,

Казалось воплощением покоя,

Который снится каждому из нас.

Спасибо, Чакра! Я обязательно вернусь…